Круглый стол с молодыми учеными
О.К. Здравствуйте, дорогие зрители. В сентябре вышел очередной выпуск журнала Consortium Psychiatricum, и мы продолжаем начатую в этом году традицию разговоров с редакторами и авторами. После каждого выпуска журнала, который выходит ежеквартально, мы обсуждаем затронутые в нем актуальные вопросы. Этот выпуск - необычный. Мы пригласили поучаствовать в его создании молодых ученых. Приглашенные редакторы - Егор Чумаков и Сергей Потанин. Сергей Потанин - председатель Совета молодых ученых Российского общества психиатров. Егор Чумаков - также член Совета, а еще руководитель группы по координации исследований в Европейской Психиатрической Ассоциации (EPA). Кроме того, мы провели конкурс научных работ молодых ученых и как раз мы получили на конкурс некоторое количество статей, и часть из них, получившая высокие оценки членов жюри, была опубликована. Сегодня с нами авторы статей, и я хочу попросить их представиться.
М.С. Меня зовут Сорокин Михаил Юрьевич, я ученый секретарь Национального медицинского исследовательского центра психиатрии и неврологии имени Бехтерева, с недавних пор также являюсь председателем Совета молодых ученых Бехтеревского общества психиатров - это региональное отделение Российского общества психиатров в Санкт-Петербурге. Имею честь быть соавтором двух статей, опубликованных в вышедшем в сентябрьском номере вашего журнала.
О.К. Вы, кажется, были даже последним автором двух статей, то есть у Вас была руководящая роль.
М.С. Последним автором одной из статей, да, а во второй просто соавтором.
Е.К. Меня зовут Касьянов Евгений Дмитриевич, я врач-психиатр, научный сотрудник Отделения трансляционной психиатрии национального центра имени В.М. Бехтерева. Являюсь членом исполнительного комитета молодых ученых Российского общества психиатров, создателем научно-популярного сайта Психиатрия & Нейронауки. Также имею честь быть одним из соавторов статьи, опубликованной в Consortium Psychiatricum.
О.К. Хорошо. Давайте выстроим нашу беседу следующим образом. Уже вот-вот, 10го октября, будет отмечаться наш главный среди психиатров праздник - День психического здоровья. В этом году он проходит под девизом “Сделать психическое здоровье для всех глобальным приоритетом” и отдельное внимание уделяется психическому здоровью на рабочем месте. Давайте сначала мы поговорим про психическое здоровье в общем, а потом уже немного коснемся ваших исследований, научных интересов и поговорим о том, что было опубликовано в журнале. Вы оба являетесь активными участниками Совета молодых ученых. Не могли бы вы рассказать, что вас к этому подтолкнуло? Ведь можно быть просто врачом в диспансере, например, или в стационаре, а можно реализоваться в профессии по-другому. Что вас мотивирует быть не просто врачом?
М.С. Ок. Я могу прежде всего сказать про себя, про свой опыт. В какой-то момент я довольно осознанно понял, что мне хочется заниматься научными исследованиями именно в области психиатрии, психологии, нейронаук. Это было связано, наверное, с определенным кризисом в профессиональном развитии. Была очень непростая клиническая ситуация с одним из пациентов, и я понял, что посвятить себя только лишь клинической работе -рискованно. Это тот случай, когда у тебя только одна точка опоры, и если она вдруг по какой-то причине оказывается шаткой, то у тебя уже недостаточно уверенности в завтрашнем дне, недостаточно понимания: а зачем я это делаю? Буду ли я это делать дальше? Лично для меня научно-исследовательская работа это в широчайшем смысле профилактика и профессиональной деформации, и эмоционального выгорания, и важный фактор психологического баланса. Потому что когда есть несколько источников реализации в жизни, когда есть возможность получать ценную обратную связь сразу по нескольким сразу направлениям деятельности это действительно очень здорово поддерживает и эмоционально, и психологически. Поэтому ответ такой вот очень личный, персональный. Это моя личная психологическая опора.
А если говорить о специальности, то я искренне считаю, что современный психиатр, и вообще современный врач, который не погружен в контекст медицинской науки, сильно себя обделяет. Медицина развивается очень быстро, сведений огромное количество, и если у современного врача нет инструментария для понимания этого вала биомедицинской информации, ему сложно ориентироваться и достаточно обоснованно использовать самые передовые методики. Поэтому я считаю, что это должно быть важным элементом в рамках базовой подготовки врача-психиатра - общие принципы биомедицинских исследований. В перспективе это позволит, даже не имея прямой связи с исследованиями в практической работе, ориентироваться в передовых сведениях.
О.К. Получается, что кризис на рабочем месте, которому ООН сейчас уделяет такое внимание, послужил точкой роста и расширения профессиональных горизонтов.
М.С. В моем случае это полностью верно.
О.К. К нам присоединился Егор Максимович Чумаков, один из приглашенных редакторов специального выпуска.
Е.К. Я хочу присоединиться к словам Михаила Юрьевича, потому что я тоже считаю, что дихотомия Наука/Клиника - в какой-то степени искусственная. Хорошему ученому очень трудно будет совершить какой-то прорыв в диагностике и лечении психических расстройств, не обладая клиническим мышлением. И с другой стороны, у меня очень много коллег-врачей, которые работают именно только как врачи, однако вместе с тем они читают PubMed, смотрят новые статьи, новые клинические рекомендации, отчасти разбираются в типах научных исследований, и если у них возникает клинический вопрос, они обращаются к базам данных. Разделение здесь, наверное, только в том, обладает ли специалист познаниями именно в научных методах. Это то, что отличает ученого от неученого. Сюда же можно отнести знание базовой медицинской статистики.
Моя история пересекается с историей Михаила Юрьевича: несколько лет назад я поймал себя на мысли, которая меня очень испугала и послужила причиной главного инсайта, которым я хочу поделиться. У меня были очень насыщенные консультации почти каждый день, и в какой-то момент я понял, что они отвлекают меня от научной работы, что я не успеваю справиться со своими текущими задачами, потому что вынужден консультировать. Однако же поймав эту пассивную мысль, я попытался ее проработать и пришел к следующему выводу: что бы мы ни делали в науке, это должно касаться диагностики и лечения психических расстройств. Должно так или иначе, может быть окольными путями, приводить к их улучшению. Каждый пациент может обогатить нас как ученых большим количеством информации о течении расстройства, каких-то особенностях. В дальнейшем мы можем стратифицировать выборку, ввести эту переменную в нашу карту исследования. Поэтому лично для меня это открытие послужило подушкой, буфером, который спасает меня от профессионального выгорания.
О.К. Если говорить про дихотомию науки и практики, то очень часто практикующие врачи рассуждают следующим образом: статистика - это обобщение, это все на выборках, а ведь каждый пациент уникален, и поэтому мы будем опираться на свой личный опыт и профессиональное чутье, а статистика – это статистика.
Е.К. Да, это частое возражение, но примерно такой же антитезис можно услышать и от ученых, которые не хотят углубляться в эту дискуссию. Они могут сказать: Ваш личный опыт - это самый низ пирамиды доказательности, а мы все-таки должны опираться на общие тенденции, которые мы обнаруживаем в систематических обзорах, мета анализах, зонтичных обзорах и так далее. Это два лагеря, которые и создают эту искусственную дихотомию, потому что как и врачебный работы с пациентами, так и знание каких-то доказательных стратегий лечения и диагностики - это взаимодополняющие, а не взаимоисключающие вещи.
М.С.Я бы мог добавить. Это противопоставление мне тоже кажется здесь немного искусственным. Врачи оперируют понятием профессиональный опыт. Но профессиональный опыт - это такое же наблюдение большого числа пациентов. Статистика позволяет кратно увеличить эти наблюдения. Сам врач никогда в своей жизни не сможет осмотреть десять тысяч пациентов за полчаса . А полномасштабные исследования позволяют провести анализ не собственноручно, а с помощью коллег, которые уже задались каким-то исследовательским вопросом. И эти данные не противопоставляются личному, клиническому опыту врача, а в идеале должны его дополнять. Становление врача-психиатра заключается не в том, что мы только книжки читаем. Мы всегда начинаем с того что смотрим пациентов, беседуем с ними, наблюдаем за тем, как ведут клиническое интервью более опытные коллеги. Именно наслоение того, что мы сами видели, на то, что мы прочитали, и на то, что сделали другие исследователи в рамках крупных популяционных исследований с применением статистических методов, формирует то самое клиническое мышление. Оно никогда не формируется только лишь на основании того, что “мне так кажется”. Это сумма всех знаний, поэтому на мой взгляд несколько искусственно выделять какую-то часть из целого спектра возможностей лучше понимать ментальное здоровье. Например, если мы говорим «Я не буду читать мета анализы, потому что считаю, что статистика — это ложь”, то тем самым мы обедняем свой клинический опыт.
О.К. Если обобщить ваши ответы, получается, что началось все с какой-то личной потребности в развитии, в расширении горизонтов, а фактически пришло к повышению профессиональных врачебных навыков. Тут и польза для пациентов: переработав большое количество научной информации и обладая навыком ее понимания, вы в конечном итоге можете наилучшим образом оказать им помощь.
М.С. Для меня это абсолютно так, да.
О.К. В этом контексте мне хотелось бы упомянуть исследование, среди авторов которого - Е.М. Чумаков и М.Ю. Сорокин. Вы провели опрос на тему “Профессиональные ценности и потребности в образовании у специалистов сферы охраны психического здоровья” и подали исследование на конкурс. Не могли бы вы о нем рассказать?
Е.Ч. Это исследование вышло не из научного интереса, а из практического. Мы в Петербурге хотели реорганизовать работу Петербургского отделения Совета молодых ученых Российского общества психиатров и построить эту работу так, чтобы она была в первую очередь ориентирована на непосредственные потребности нашей таргетной аудитории – молодых специалистов в сфере охраны психического здоровья. В связи с этим был составлен краткий опрос. Изначально вопросов было больше, мы их методично удаляли, чистили и оставили только выжимку. Ссылка на опрос распространялась среди участников очередной школы молодых психиатров в Петербурге и затем через психиатрические организации в Петербурге, в том числе через центр имени Бехтерева, где большое количество сотрудников и обучающихся приняли участие в этом исследовании.
О.К. Какие ваши основные находки? Что вы обнаружили?
Е.Ч. Я думаю, что это исследование вообще достаточно ново для психиатрической общественности в России. Мы редко говорим о том, что значимо для нас как для сотрудников, а не как для людей, которые оказывают медицинскую помощь. Не о психических расстройствах, не о лечении, не о диагностике, а о нашем ощущении, нашем качестве жизни как специалистов, что тоже, конечно, влияет на оказание медицинской психиатрической помощи. Почему мы работаем? Что для нас важно? Это аспекты, связанные именно с качеством труда. Я надеюсь, что таких исследований станет больше. Когда я был на конгрессе Американской Психиатрической Ассоциации в 2019 году, меня поразило то, как много сессий и симпозиумов было посвящено именно условиям труда, тем трудностям, с которыми они сталкиваются. Организационным, бытовым, даже экологическим - была и эко-повестка. И я подумал, что это очень здорово, это правильно, нужно заниматься не только лечением, но и повышением качества труда. А что касается результатов исследования, я думаю, что одним из ключевых результатов было то, что интерес именно к интеллектуальной деятельности и интерес к научной и образовательной деятельности у респондентов оказался очень высок. Конечно, мы не можем говорить о какой-то репрезентативности, популяционности, это только пилотное исследование, но оно показало на мой взгляд довольно интересные результаты. Люди, занимающиеся непосредственно клинической работой, ориентированы не только на клинику, но на другие, смежные области. В том числе на развитие так называемых научно-ориентированных навыков: навыков по работе с научной литературой, научными публикациями, исследованиями.
О.К. Да, мне тоже это показалось очень интересным. В вашем исследовании вы назвали это “интеллектуальной стимуляцией”. Получилось, ваши респонденты отметили ее в качестве основной профессиональной ценности. С одной стороны это неожиданно, а с другой - очень обнадеживающе. Если мы говорим про выгорание, а особенно выгорание врачей, а особенно выгорание врачей-психиатров (мы же лидеры по выгоранию, главным образом молодежь), то мне кажется, что это такое самолечение, самопрофилактика этого выгорания, которое изначально заложено у специалистов. Единственное, я обратила внимание, что все таки вы набирали респондентов среди тех, кто уже по умолчанию имеет какое-то отношение к науке. Или все-таки нет? Там была более широкая выборка?
Е.Ч. Нет, там была широкая выборка людей. Bias может быть в том, что это были люди, которые пришли на школу молодых ученых. То есть у них уже был интерес к получению какого-то образования. Но это был только старт, затем исследование распространялось и среди психиатрических организаций, поэтому была собрана достаточно широкая выборка.
О.К. А как вы предполагаете внедрять результаты этого исследования в работу Совета Молодых ученых? Ведь изначально у вас была такая цель?
Е.Ч. Да, у нас есть планы по внедрению новых мероприятий. В том году у нас уже начался журнальный клуб с одной стороны ориентированный на научные навыки, а с другой - на навыки коммуникативные потому что там нужно не только разбирать статьи, еще и что-то про них рассказать. У нас даже было одно заседание, которое проводилось совместно с Европейской федерацией обучающихся психиатрии, мы разбирали статью на английском языке, Михаил Юрьевич тоже участвовал. Это был очень полезный и интересный опыт, мне очень понравилось, как это все было проведено. У нас есть планы по дальнейшему развитию. Я сейчас пока не хочу раскрывать все карты, потому что нужно сначала продумать организацию.
О.К. Я могу только выразить пожелание, чтобы московских молодых ученых тоже подключали к этой деятельности, а то получается у вас в Питере сформировался интеллектуальный центр с такими прогрессивными технологиями, а мы тут в основном говорим про клинику. Мы тоже запустили научные кружки и журнальные клубы для ординаторов у нас в Алексеевской больнице, но если это будет в более расширенном, всероссийском формате, то будет еще лучше.
М.С. Я со своей стороны только поддерживаю, мне кажется, что подобные исследования и замечательный конкурс вашего журнала, в котором у нас была возможность поучаствовать, играют важную роль в создании профессионального сообщества. Это невероятно важно с точки зрения получения дополнительного ресурса: эмоционального и профессионального; в плане поддержки в трудных клинических, жизненных, профессиональных ситуациях, а кроме того профилактика эмоционального выгорания. Неслучайно многие группы были изначально разработаны именно как помощь внутри сообщества.
Я искренне считаю, что целенаправленное формирование профессионального сообщества - это инструмент, который позволяет и сберегать ресурсы специалистов, и, что еще более важно, повышать качество помощи в рамках специальности. Поэтому мы всегда открыты для подобных инициатив.
О.К. Еще ваше исследование показало, что в качестве образовательной практики молодые специалисты хотят развивать навыки английского языка. Я могу это подтвердить. Со своей стороны мы сделали в рамках ординатуры дополнительный факультатив по английскому языку, который тоже сопряжен с научной деятельностью, потому что они читают статьи на английском, и получается два в одном: и язык, и приобщение к науке. Кроме того, ваш питерский Совет молодых ученых предложил интересную инициативу: на конференциях проводить симпозиумы молодых ученых на английском языке. И такое мероприятие планируется 31 октября на конференции «Психическое здоровье человека и общества». Пользуясь случаем, хочу еще раз проанонсировать этот симпозиум и вашу замечательную идею. То, что я видела, проходит на очень хорошем уровне. И как будто бы присутствуешь на международной конференции.
М.С. Да, это было с одной стороны ответом на те естественные ограничения, с которыми мы сталкиваемся с начала пандемии. Поездки и контакты на языке международного общения стали сильно ограничены, а формат онлайн-выступлений все-таки несколько другой. Мы совершенно сознательно стремились в рамках прошедшего в мае юбилейного конгресса нашего центра создать вот такой прецедент англоязычного симпозиума Совета молодых ученых. Как правильно отметил Егор Максимович, мы стараемся внедрять в нашу повседневную работу результаты исследования: мы увидели определенный интерес у молодых специалистов к совершенствованию навыка английского, и предоставляем им еще одну возможность докладывать о результатах исследований на английском. Мы очень рады, что в вашем лице нашли поддержку этой идеи и с радостью примем участие в октябрьской конференции.
О.К. Раз уж мы заговорили про пандемию COVID-19, с одной стороны мне кажется, что это была трагическая страница в истории человечества, а с другой стороны для ученых это не только пробуждение какого-то любопытства к новым исследованиям, но еще и редкая, уникальная возможность дописать все, что не дописано в период локдауна. Еще одно исследование, которое у нас получило специальный приз симпатий председателя жюри и было отмечено другими членами жюри, как такое, как они написали, “интригующее”, это как раз исследование, в котором Евгений Дмитриевич Касьянов и Михаил Юрьевич Сорокин являются соавторами «Связь тревоги и депрессии с субъективным и объективным когнитивным снижением у пациентов, находящихся на амбулаторном лечении с COVID-19». Не могли бы вы немного рассказать про исследование, что вас подтолкнуло изучать эту тему, какие были основные находки, почему вы решили подать статью к нам на конкурс?
Е.К. Темой пандемии Covid-19 занимался, наверное, каждый уважающий себя ученый в России и мире . Я даже в увидел в Twitter такую идею - вычитать из индекса Хирша и импакт-фактора цитирование по ковидным статьям, делать такую поправку, потому что было опубликовано очень много данных, очень много статей, которые цитируют друг друга. И в этом объеме очень нелегко найти информацию, действительно релевантную для психического здоровья. Для нашей статьи я занимался разработкой протокола , подготовка рейтеров, ординаторов, которые проводили исследование. У нас была идея сосредоточиться в том числе на когнитивных жалобах пациентов, посмотреть, какие факторы к этому предрасполагают. Лично для меня основные находки заключаются в том, что объективно-подтвержденное когнитивное снижение не коррелирует жалобами на депрессию и тревогу, в то время как субъективные жалобы, которые не подтверждаются когнитивными тестами, очень хорошо коррелируют с эмоциональным состоянием человека. Получается так, что если у человека есть жалобы связанные с какими-то когнитивными функциями - трудности с фокусировкой внимания, забывчивость, - то помимо того, чтобы оценить его когнитивный статус, следует еще оценить его настроение, уровень тревоги. И лично для меня это основной практико-ориентированный вывод.
О.К. Значит, если человек жалуется на когнитивное снижение, то на самом деле дело может быть не только в когнитивном снижении, а еще и в том, что у него нарушено эмоциональное состояние. А если не жалуется, то еще не факт, что у него его нет, надо все равно смотреть.
Е.К. В том числе. Скрининг превыше всего. Профилактировать легче, чем лечить.
О.К. Меня заинтересовал на самом деле еще и средний возраст ваших участников. Вы набрали очень большую группу, больше 500 человек, из пациентов поликлиник. И при этом средний возраст - 41 год. Речь идет о когнитивных снижениях, которые вы оценивали с помощью MoCA, которая является скрининговой шкалой для деменции и прочих когнитивных нарушений, которые традиционно считаются старческими. Как вы можете прокомментировать то, что у молодых, сорокалетних людей - в этом возрасте еще можно состоять в Совете молодых ученых - наблюдается когнитивное снижение.
Е.К. Я могу пояснить. Мы этот вопрос разрабатывали с нашим первым автором, Натальей Александровной Гомзяковой. Дело в том, что у MoCA есть безусловно валидизация на основе данных пациентов с подтвержденной болезнью Альцгеймера с синдромом деменции, но вместе с тем MoCA - это инструмент, который используется не только для скрининга деменции. Именно cut off сделан для пациентов с деменцией, а сам инструмент, MoCA, используется в том числе для скрининга когнитивного дефицита у пациентов с расстройствами настроения, с шизофренией. На официальном сайте MoCA вы можете найти множество статей по различным нозологиям, в том числе неврологическим, тот же синдром хронических болей. Везде используется MoCA,потому что в отличие от MSE (Mental State Examination) у него более широкая возможность применения. MSE это в большей степени для деменции средней и тяжелой степени. MoCA может использоваться просто для оценки когнитивного снижения, не связанного с деменцией.
О.К. А что же делать этим сорокалетним людям, у которых обнаружены когнитивные нарушения?
М.С. Здесь я могу тоже добавить. Отчасти это исследование поисковым, и мы абсолютно честно и искренне написали это в методологии. К моменту когда это исследование планировалось, а оно планировалось очень быстро, во время второй волны пандемии, действительно было уже огромное количество публикаций, связанных с психологическим стрессом, с тревожными переживаниями на фоне пандемии, и пока были лишь предварительные данные о том, что заболевание коронавирусом специфическим образом влияет на когнитивные функции. А как именно - было не очень понятно. И вот за эту информацию, которая тогда еще находилась только лишь в препринтах, мы зацепились. Нам было интересно понять, действительно ли есть специфические профили когнитивных нарушений, и с чем они могут быть связаны. Некоторые наши данные подтвердили эти сведения: действительно, в зависимости от тяжести течения инфекционного процесса когнитивные функции у наших пациентов нарушались. Это показатель того, насколько искусственно деление на соматическую медицину и психиатрию, которая как будто бы не является специальностью, обращенной к нашему организму, как будто мозг у нас не внутри тела, а где-то рядышком витает, а психические функции порождаются не какими-то физиологическими процессами, а чем-то иным. Инфекционные заболевания, это было известно и ранее, и COVID это просто еще раз подчеркнул, ассоциированы с мультисистемными нарушениями: в том числе страдают и психические функции. И наше исследование продемонстрировало, каким образом. Даже пациенты, в общем не имеющие факторов риска для деменции, поскольку они достаточно молоды, тем не менее сталкивались с определенными когнитивными нарушениями. Минимальными, это не уровень средней или тяжелой деменции, MSE здесь бы ничего не показал, но именно более тонкий инструмент, оценивающий больший спектр когнитивных процессов, позволил нам эти закономерности выявить. Кажется, это тоже по-своему высвечивает проблему искусственности деления всей медицины на интернистов и неких психиатров, которые как будто бы не занимаются человеком, не занимаются органами человека, а занимаются только какими-то высокими материями. Это совсем не так. Мы имеем тот же самый субстрат, как и все остальные врачи.
О.К. Не знаю, есть это у вас в планах, но было бы еще любопытно провести катамнестическое обследование этих людей, посмотреть что у них в динамике произошло с когнитивными функциями. Я, конечно, понимаю, что это сложно организовать.
М.С. Это сложный вопрос, связанный с тем, что COVID нас поставил в такую ситуацию, когда и исследования, и повседневную работу приходилось буквально с колес переструктурировать, переформулировать, и в некоторых других частях наших исследований у нас есть проспективные данные, но в случае с когнитивными нарушениями: это были пациенты, обращавшиеся опять же в общесоматическую медицинскую сеть, и их отследить было довольно трудно.
О.К. Спасибо большое. Я думаю, что несмотря на то, что COVID у нас вроде заканчивается, исследования продолжатся. И есть много планов по тому, как приобщать молодых врачей к науке, как сделать профессиональное развитие интересным. Вы сами люди очень активные, интересующиеся.
Наш разговор подходит к концу, и у меня к вам традиционный вопрос. Наш журнал - это такой немножко на мой взгляд не совсем традиционный проект для России, У нас не совсем стандартный подход к редакционному процессу. Интересно узнать ваше мнение. Вы много публикуетесь и в зарубежных журналах и в отечественных. Можете дать какую-то обратную связь?
Е.Ч. У меня в целом очень положительный опыт. Мне очень понравилась работа редактора, которая в том числе помогла найти некоторые ошибки в английском, при том что носитель английского участвовал в написании, это было интересно. В целом все очень профессионально, радует, что есть люди, выполняющие непосредственно рабочие задачи. Не так, как это делается зачастую, когда научные сотрудники, вернувшись с работы, начинают что-то делать, отвечать на письма - это всегда очень тяжело. Ваш журнал конечно в этом отношении гораздо лучше смотрится.
Е.К. Давайте я продолжу. Я, наверное, могу сказать, как человек со стороны, как я вижу развитие этого журнала. Во-первых, уже лично для меня есть несколько прорывных моментов. Интервью с авторами статей, с соавторами - это классно. Кажется JAMA psychiatry, вся эта линейка, делают что-то подобное, но только в виде подкастов.
Это всегда очень интересно слушать, потому что авторы глубже видят свои результаты, могут подметить некоторые вещи, которые трудно увидеть просто читателям. Я контактировал с CP по линии пресс-релизов, которые публикуются на различных научно-популярных площадках. Это очень важная вещь для информационного поля не только в психиатрии, в медицине, а в обществе в целом. Если мы не обсуждаем публично вопросы, которые у нас возникают касательно наших пациентов, психических расстройств, мы не притягиваем к этому внимание, и отсюда вытекают в том числе такие вещи, как недостаток финансирования, тут прямая связь. Поэтому то, что CP делает пресс-релизы - это очень важно.
Чего я как автор, как человек, который выбирает журналы, жду в целом от русских журналов? Может быть, когда-нибудь я напишу об этом заметку. В первую очередь я желаю вам скорейшего вхождения в SCOPUS, в ВОЗ, потому что это очень важно, это значительно повысит конкурентоспособность. И, конечно же, такой вещи, как онлайн публикации перед выходом основного номера - потому что порой если ученые имеют грант, ряд статей, очень не хочется долго ждать, мы готовы работать. И в российских психиатрических журналах, как я понимаю, это еще не введено.
О.К. У нас есть online-first, мы уже ввели это в практику.
Е.К. Да вы что? Это потрясающе! Тогда у меня остается только первое пожелание. Потому что если это будет, тогда вопрос о том, какой в российской психиатрии журнал номер один - вообще снимается.
О.К. Спасибо. В SCOPUS мы уже подали заявку, ждем.
М.С. Супер. Я могу со своей стороны сказать, что я невероятно высоко ценю продукт, который уже в течение двух лет нон-стоп выдает на гора редакция, я искренне считаю, что это очень качественный продукт. Это журнал, который приятно держать в руках, приятно листать. Приятно открывать и электронную версию на сайте. И это журнал, который интересно читать. Мне очень нравится, что у вас есть такие тематические направления, которые вас позиционируют в ряду других научных изданий. У вас есть дайджесты об организации психиатрической помощи в разных странах мира, это невероятно увлекательно. То, что вы практикуете выпуск тематических номеров, на мой взгляд очень здорово расширяет целевую аудиторию.
Не только за счет тех людей, которые и так в силу своих интересов или обязанностей читают журналы. Это действительно вовлекает в профессиональную дискуссию более широкие слои. Мне кажется, что появление русского англоязычного журнала - абсолютно уместный каламбурчик - это новый шаг на пути развития профессионального сообщества. Я считаю это невероятно важным, потому что навык читать англоязычную литературу для многих психиатров сейчас является не очень востребованным. Очень ценно появление журнала, который позволят сначала прочитать выжимку в виде абстракта на русском языке, а дальше уже погрузиться в английский текст. Плюс я несколько раз видел что в режиме online-first у вас появляются русскоязычные тексты. Это мне кажется очень ценным дополнением для специалистов, которые не очень уверенно чувствуют себя в чтении англоязычной литературы, но хотят в этом попрактиковаться.Таким образом, это очень важный шаг для развития, для становления профессионального сообщества, а также возможность практиковаться, в том числе молодым ученым, в написании статей на английском языке. Безусловно, обычно мы начинаем публиковаться на русском языке, и когда печатаешь свою первую англоязычную статью, тебе нужно отвечать не только за текст, но еще и за переписку с редакцией, а редакция заведомо не владеет твоим языком, и в такой ситуации гораздо сложнее прояснять какие-то технические вопросы. Ваш журнал в этом отношении - уникальная возможность пройти это в более щадящем режиме, но тем не менее погрузиться в мировой контекст научно-медицинских изданий, и самое отрадное то - что продукт получается действительно качественный.
О.К. Мне кажется, у нас возникла какая-то пространственно-временная синергия. Появился журнал, и вместе с тем появилась целая плеяда молодых специалистов, которые заинтересованы в науке. И, судя по результатам опроса, наши профессиональные ценности и образовательные потребности каким-то чудесным образом совпадают. Я надеюсь, что дальше мы будем совместно развивать и наш журнал, и ваши усилия по созданию такого профессионального сообщества, которое будет опираться на данные доказательной медицины, развиваться в разнообразных направлениях, и клинических и научных, и интегрироваться в международное профессиональное сообщество. Большое вам спасибо за то, что приняли участие в нашем круглом столе, ну и, наверное, пожелаем нам всем психического здоровья и профессиональных успехов. До свидания!
СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ПИ № ФС 77 - 78122 от 13.03.2020.